Чертовски красива, глаз не оторвать, понятно отчего чувствую столько зависти. Волосы красиво заплетены, белое платье из тонкого кружева под самую шею, совсем не скрывает ее шикарную грудь, разве что оставленные мною засосы на шее.

– Не замерзла? – спрашиваю, прекрасно зная, что холод ее волнует сейчас меньше всего.

Не отвечает, только хмурится и молча просит посадить ее обратно. Вот зачем было одевать такое платье, раз уж спина больная? Садимся на места во главе самого большого стола. Рядом с нами сидят родители Пенелопы, чуть дальше ее сестры, но не все, большинство, судя по всему, помогает на кухне, ибо я их не видел. Даже тот кум Петро и то приятней, чем моя тёща, так и не проронившая ни слова, когда слово дали родителям. Тесть гораздо меньше бесит, чем эта карга и, судя по проклятию, наши чувства взаимны.

– Пришло время первого танца молодоженов, – встал сразу же после минуты покоя кум Петро, поднимая бокал.

Баянист начал было играть, но одного моего взгляда хватило, чтобы оставил орудие моей пытки в покое. Другой дядька, слегка закашлявшись, взялся за скрипку, которую подхватила флейта старого деда. Поднялся и протянул руку жене, наконец-то мы хоть ненадолго избавимся от надзора ее родителей, они даже в уборную нас сопровождают, а это слегка бесит, когда нужно поговорить наедине. Она сжимает мою руку, пытается скрыть, что я ее фактически удерживаю в вертикальном положении. Поддерживаю за спину, чувствуя, какую боль приносит ей это еле заметное движение. Нужно будет срочно делать что-то с ее спиной, боюсь, что это становится слишком опасным, в особенности для нашего ребёнка. Хотя, скорее всего, самая большая для него угроза – его собственная мать, она что-то задумала и не хочет рассказывать, что.

Беру ее за талию, сжимаю руку, стараясь не причинять ей дополнительной боли, но, судя по моему проклятию, у меня не получается.

– Что с твоей спиной? – спрашиваю, вместо того чтобы спросить то, что давно хочется.

– Кое-кто наказывал меня до самого утра, не особо переживая о моем состоянии, – шепчет недовольно, прижимаясь ко мне из-за усталости и боли.

– Насколько я помню, твоё состояние было в порядке, – в тон ей зло шепчу, – и больше того, тебе все нравилось.

От ее злобного взгляда, как и возбуждения, возникает дурацкое желание затащить ее под стол и продолжить начатое ночью. Надо хоть немного успокоиться, а то мы уже шепот и смех среди гостей вызвали тем, что очень близко прижимаемся друг к другу. Пенелопа на мои слова только разозлилась и поджала губы, предпочитая меня игнорировать, пусть в ущерб себе же. Закатываю глаза, прекрасно чувствуя, как ей больно от того, что она старается держать дистанцию.

– Зачем ты устроила эту свадьбу, если даже потанцевать на ней не можешь? – играю по ее правилам, стараясь не обращать внимания на боль, чтобы не ущемлять ее глупую гордость.

– Чтобы выманить ведьму, – сдается она через несколько минут танца и устало опускает голову мне на плечо, превращая танец в топтание на месте.

Слегка киваю музыкантам, чтобы музыку помедленней сделали, и не обращаю внимания на объявление о начале танцев.

– И зачем ее было выманивать таким способом? – огляделся по сторонам: за время свадьбы никого похожего на Милу я не видел, хотя особо и не смотрел.

– У нее замок с небольшой армией, а так я нашла быстрый способ собрать всех местных и оставить ее без охраны. Она придёт, я в этом уверена.

Эта её уверенность пугает, похоже, она решила не рассчитывать на меня больше, что слегка задевает. Хотя то, что она решилась мне перечить, бесит ещё больше. Непослушная ведьмочка, и что же мне с тобой делать? Моя новая сила на нее не действует. Теперь я уверен, что появилась из-за нее, но не пойму, откуда она у нее была.

– И что же ты будешь делать, когда она придёт? – не скрываю сарказма, специально надавливая ей на спину, чтобы показать кто из нас сейчас более всего беззащитный.

– Это тебя не касается, – дерзит, хотя я уже поглаживаю её спину, чтобы уменьшить боль.

– Меня касается все, – слегка устало напоминаю ей очевидные вещи, – Пенелопа, прекрати вести себя, как ребёнок.

– Ребёнок? – зло шипит жёнушка, похоже, это ее ещё одно больное место. – Скажи мне: ты провел с этими людьми один день, разве тебе их не жалко?

– Нет, – спокойно отвечаю без запинки.

– Даже детей? – жена оглядывается на детвору, и я не спешу с ответом.

Похоже, от избытка гормонов в организме она стала более сентиментальной, сложно будет добиться от нее хотя бы адекватности.

– Меня волнует здесь только один ребёнок, и он ещё не родился, – напоминаю, пусть и жестоко, но лучше так, чем тратить время, объясняя ей прописные истины.

Чувствую ее боль, делаю вид, что не замечаю, как она опускает голову и плечи, пряча слёзы. Чёрт, до чего же она глупая? Чего она от меня ждет? Признания в любви и серенады? Это ведь просто слова, лживые обещания. Почему ей мало того, что наши жизни и судьбы связаны? Закатываю глаза, чувствуя на себе злость и взгляд тестя, тот от дочки взгляда за вечер не оторвал, конечно же, заметил ее реакцию. Ну, вот чего она снова плачет? Гормоны не дают покоя? А ведь это лишь начало, дальше будет ещё хуже. Впрочем, она в любом случае возненавидит меня: слишком сильно любит всех этих людишек. Тогда, когда она родит, я избавлюсь от нее, отошлю в какой-нибудь закрытый пансионат, где она пробудет до конца ее и моей жизни. Пенелопа будет жить в роскоши, но больше никогда не увидит белого света и своего собственного ребёнка.

Смотрю на нее и не могу оторвать взгляда, а от всей той гаммы эмоций, что сейчас переполняют меня, дрожат руки. Сжимаю ее подбородок, заставляя посмотреть на себя, и перестаю делать вид, что мы танцуем. Я на самом деле смогу так поступить с ней? Я вижу в ее глазах ответ, от которого судорожно вздыхаю и отвожу взгляд. Во что я снова вляпался? И как мне быть с этой женщины? Даже мнимая награда, обещанная меткой, не так сильно манит, как сама Пенелопа.

– Вальтер, – шепчет моя женщина, но я не по голосу, а по чувствам понимаю, что она испугалась, причем не за себя, а за меня.

Что это ее так испугало? Оборачиваюсь и застываю на месте. Мила? Женщина в длинном бесформенном балахоне стоит на входе в шатер, перепугав несколько мужчин. В ее волосы вплетены цветы, и вообще от всего ее вида веет нереальностью. Иллюзия? Точно иллюзия, это не Мила, потому что та ведьма мертва. Кто это? Некромантка? Слегка прищуриваюсь, иллюзия какая-то корявая, вот военный министр у некромантки получился в разы лучше. Да и походка у нее не такая, словно хромает. Музыка стихла, люди расступились, смотря на гостью то ли со страхом, то ли с уважением.

– Сели, – скомандовала она голосом, так похожим на Милин.

– Сели, – повторяет испуганно жена и все садятся, кто на пол, кто на стулья.

Поймал себя на том, что и у меня ноги подкашиваются, словно я чертовски пьян. Так вот какая сила ведьмы? Прищурился, чувствуя, что держусь на ногах лишь за счет той силы, что появилась у меня из-за Пенелопы. Чувствую, как ее настроение преодолевает страх, переходя в решимость. Сжимаю ее руку, не покидает чувство, что вот-вот ее потеряю.

– Пенелопа, ты, наконец, вернулась, – сладко произнесла ведьма с личиной Милы, сразу невольно давая понять самой манерой речи, что она не та, которую я когда-то любил. – Да к тому же не одна…

В чувствах жены проскальзывает нерешительность, только на одно недолгое мгновение, а затем она вырывает свою руку из моей крепкой хватки и делает несколько шагов к незнакомке.

– Провидица, я исполнила ваше задание, – склонила перед ней голову гордая бродяжка, опустившись в белом подвенечном платье на колени. – Этот мужчина – архимаг, теперь у него можно взять столько крови, сколько вам понадобится.

Задание? Задание?! То есть вот как она решила поступить? Чёртова бродяжка, что ты несёшь? Что ты задумала, Пенелопа? Нет, не верю, не могла она все это время так виртуозно притворяться! Я же чувствовал, знаю! Чёрт!